Несмотря на свои тяжеловесные очертания, шхуна "Аораи" двигалась при легком ветре послушно и быстро, и капитан подвел ее близко к острову, прежде чем бросить якорь чуть не доходя до того места, где начинался прибой. Атолл Хикуэру, ярдов сто в диаметре и окружностью в двадцать миль, представлял собою кольцо измельченного кораллового песка, поднимавшегося всего на четыре-пять футов над высшим уровнем прилива. На дне огромной, гладкой, как зеркало, лагуны было много жемчужных раковин, и с палубы шхуны было видно, как за узкой полоской атолла искатели жемчуга бросаются в воду и снова выходят на берег. Но войти в атолл не могла даже торговая шхуна. Небольшим гребным катерам при попутном ветре удавалось пробраться туда по мелкому извилистому проливу, шхуны же останавливались на рейде и высылали к берегу лодки.
Despite the heavy clumsiness of her lines, the Aorai handled easily in the light breeze, and her captain ran her well in before he hove to just outside the suck of the surf. The atoll of Hikueru lay low on the water, a circle of pounded coral sand a hundred yards wide, twenty miles in circumference, and from three to five feet above high-water mark. On the bottom of the huge and glassy lagoon was much pearl shell, and from the deck of the schooner, across the slender ring of the atoll, the divers could be seen at work. But the lagoon had no entrance for even a trading schooner. With a favoring breeze cutters could win in through the tortuous and shallow channel, but the schooners lay off and on outside and sent in their small boats.
С "Аораи" проворно спустили шлюпку, и в нее спрыгнули несколько темнокожих матросов, голых, с алыми повязками вокруг бедер. Они взялись за весла, а на корме у руля стал молодой человек в белом костюме, какие носят в тропиках европейцы. Но он не был чистым европейцем: золотистый отлив его светлой кожи и золотистые блики в мерцающей голубизне глаз выдавали примесь полинезийской крови. Это был Рауль, Александр Рауль, младший сын Мари Рауль, богатой квартеронки, владелицы шести торговых шхун.
Шлюпка одолела водоворот у самого входа в пролив и сквозь кипящую стену прибоя прорвалась на зеркальную гладь лагуны. Рауль выпрыгнул на белый песок и поздоровался за руку с высоким туземцем. У туземца были великолепные плечи и грудь, но обрубок правой руки с торчащей на несколько дюймов, побелевшей от времени костью свидетельствовал о встрече с акулой, после которой он уже не мог нырять за жемчугом и стал мелким интриганом и прихлебателем.
The Aorai swung out a boat smartly, into which sprang half a dozen brown-skinned sailors clad only in scarlet loincloths. They took the oars, while in the stern sheets, at the steering sweep, stood a young man garbed in the tropic white that marks the European. The golden strain of Polynesia betrayed itself in the sun-gilt of his fair skin and cast up golden sheens and lights through the glimmering blue of his eyes. Raoul he was, Alexandre Raoul, youngest son of Marie Raoul, the wealthy quarter-caste, who owned and managed half a dozen trading schooners similar to the Aorai.
Across an eddy just outside the entrance, and in and through and over a boiling tide-rip, the boat fought its way to the mirrored calm of the lagoon. Young Raoul leaped out upon the white sand and shook hands with a tall native. The man's chest and shoulders were magnificent, but the stump of a right arm, beyond the flesh of which the age-whitened bone projected several inches, attested the encounter with a shark that had put an end to his diving days and made him a fawner and an intriguer for small favors.
- Ты слышал, Алек? - были его первые слова. - Мапуи нашел жемчужину. Да какую жемчужину! Такой еще не находили на Хикуэру, и нигде на всех Паумоту, и нигде во всем мире. Купи ее, она еще у него. Он дурак и много не запросит. И помни: я тебе первый сказал. Табак есть?
"Have you heard, Alec?" were his first words. "Mapuhi has found a pearl--such a pearl. Never was there one like it ever fished up in Hikueru, nor in all the Paumotus, nor in all the world. Buy it from him. He has it now. And remember that I told you first. He is a fool and you can get it cheap. Have you any tobacco?"
Рауль немедля зашагал вверх по берегу, к лачуге под высоким пандановым деревом. Он служил у своей матери агентом, и в обязанности его входило объезжать все острова Паумоту и скупать копру, раковины и жемчуг.
Straight up the beach to a shack under a pandanus tree Raoul headed. He was his mother's supercargo, and his business was to comb all the Paumotus for the wealth of copra, shell, and pearls that they yielded up.
Он был новичком в этом деле, плавал агентом всего второй раз и втайне тревожился, что не умеет оценивать жемчуг. Но когда Мапуи показал ему свою жемчужину, он сумел подавить изумленное восклицание и сохранить небрежную деловитость тона.
He was a young supercargo, it was his second voyage in such capacity, and he suffered much secret worry from his lack of experience in pricing pearls. But when Mapuhi exposed the pearl to his sight he managed to suppress the startle it gave him, and to maintain a careless, commercial expression on his face.
Но между тем жемчужина поразила его. Она была величиною с голубиное яйцо, безупречной формы, и белизна ее отражала все краски матовыми огнями. Она была как живая. Рауль никогда не видел ничего подобного ей. Когда Мапуи положил жемчужину ему на ладонь, он удивился ее тяжести. Это подтверждало ценность жемчужины. Он внимательно рассмотрел ее через увеличительное стекло и не нашел ни малейшего порока или изъяна: она была такая чистая, что казалось, вот-вот растворится в воздухе. В тени она мягко светилась переливчатым лунным светом. И так прозрачна была эта белизна, что, бросив жемчужину в стакан с водой, Рауль едва мог различить ее. Так быстро она опустилась на дно, что он сразу оценил ее вес.
For the pearl had struck him a blow. It was large as a pigeon egg, a perfect sphere, of a whiteness that reflected opalescent lights from all colors about it. It was alive. Never had he seen anything like it. When Mapuhi dropped it into his hand he was surprised by the weight of it. That showed that it was a good pearl. He examined it closely, through a pocket magnifying glass. It was without flaw or blemish. The purity of it seemed almost to melt into the atmosphere out of his hand. In the shade it was softly luminous, gleaming like a tender moon. So translucently white was it, that when he dropped it into a glass of water he had difficulty in finding it. So straight and swiftly had it sunk to the bottom that he knew its weight was excellent.
- Сколько же ты хочешь за эту жемчужину? - спросил он с ловко разыгранным равнодушием.
- Я хочу... - начал Мапуи, и из-за плеч Мапуи, обрамляя его коричневое лицо, высунулись коричневые лица двух женщин и девочки; они закивали в подтверждение его слов и, еле сдерживая волнение, жадно сверкая глазами, вытянули вперед шеи.
"Well, what do you want for it?" he asked, with a fine assumption of nonchalance.
"I want--" Mapuhi began, and behind him, framing his own dark face, the dark faces of two women and a girl nodded concurrence in what he wanted. Their heads were bent forward, they were animated by a suppressed eagerness, their eyes flashed avariciously.
- Мне нужен дом, - продолжал Мапуи. - С крышей из оцинкованного железа и с восьмиугольными часами на стене. Чтобы он был длиной в сорок футов и чтобы вокруг шла веранда. В середине чтобы была большая комната, и в ней круглый стол, а на стене часы с гирями. И чтобы было четыре спальни, по две с каждой стороны от большой комнаты; и в каждой спальне железная кровать, два стула и умывальник. А за домом кухня - хорошая кухня, с кастрюлями и сковородками и с печкой. И чтобы ты построил мне этот дом на моем острове, на Факарава.
"I want a house," Mapuhi went on. "It must have a roof of galvanized iron and an octagon-drop-clock. It must be six fathoms long with a porch all around. A big room must be in the centre, with a round table in the middle of it and the octagon-drop-clock on the wall. There must be four bedrooms, two on each side of the big room, and in each bedroom must be an iron bed, two chairs, and a washstand. And back of the house must be a kitchen, a good kitchen, with pots and pans and a stove. And you must build the house on my island, which is Fakarava."
- Это все? - недоверчиво спросил Рауль.
- И чтобы была швейная машина, - заговорила Тэфара, жена Мапуи.
- И обязательно стенные часы с гирями, - добавила Наури, мать Мапуи.
- Да, это все, - сказал Мапуи.
"Is that all?" Raoul asked incredulously.
"There must be a sewing machine," spoke up Tefara, Mapuhi's wife.
"Not forgetting the octagon-drop-clock," added Nauri, Mapuhi's mother.
"Yes, that is all," said Mapuhi.
Рауль засмеялся. Он смеялся долго и весело. Но, смеясь, он торопливо решал в уме арифметическую задачу: ему никогда не приходилось строить дом, и представления о постройке домов у него были самые туманные. Не переставая смеяться, он подсчитывал, во что обойдется рейс на Таити за материалами, сами материалы, обратный рейс на Факарава, выгрузка материалов и строительные работы. На все это, круглым счетом, потребуется четыре тысячи французских долларов, иными словами - двадцать тысяч франков. Это немыслимо. Откуда ему знать, сколько стоит такая жемчужина? Двадцать тысяч франков - огромные деньги, да к тому же это деньги его матери.
Young Raoul laughed. He laughed long and heartily. But while he laughed he secretly performed problems in mental arithmetic. He had never built a house in his life, and his notions concerning house building were hazy. While he laughed, he calculated the cost of the voyage to Tahiti for materials, of the materials themselves, of the voyage back again to Fakarava, and the cost of landing the materials and of building the house. It would come to four thousand French dollars, allowing a margin for safety--four thousand French dollars were equivalent to twenty thousad francs. It was impossible. How was he to know the value of such a pearl? Twenty thousand francs was a lot of money--and of his mother's money at that.
- Мапуи, - сказал он, - ты дурак. Назначь цену деньгами.
Но Мапуи покачал головой, и три головы позади него тоже закачались.
- Мне нужен дом, - сказал он, - длиной в сорок футов, чтобы вокруг шла веранда...
- Да, да, - перебил его Рауль. - Про дом я все понял, но из этого ничего не выйдет. Я дам тебе тысячу чилийских долларов...
Четыре головы дружно закачались в знак молчаливого отказа.
- И кредит на сто чилийских долларов.
- Мне нужен дом... - начал Мапуи.
- Какая тебе польза от дома? - спросил Рауль. - Первый же ураган снесет его в море. Ты сам это знаешь.
Капитан Раффи говорит, что вот и сейчас можно ждать урагана.
- Только не на Факарава, - сказал Мапуи, - там берег много выше. Здесь, может быть, и снесет; на Хикуэру всякий ураган опасен. Мне нужен дом на Факарава: длиною в сорок футов и вокруг веранда...
"Mapuhi," he said, "you are a big fool. Set a money price."
But Mapuhi shook his head, and the three heads behind him shook with his.
"I want the house," he said. "It must be six fathoms long with a porch all around--"
"Yes, yes," Raoul interrupted. "I know all about your house, but it won't do. I'll give you a thousand Chili dollars."
The four heads chorused a silent negative.
"And a hundred Chili dollars in trade."
"I want the house," Mapuhi began.
"What good will the house do you?" Raoul demanded. "The first hurricane that comes along will wash it away. You ought to know.
Captain Raffy says it looks like a hurricane right now."
"Not on Fakarava," said Mapuhi. "The land is much higher there. On this island, yes. Any hurricane can sweep Hikueru. I will have the house on Fakarava. It must be six fathoms long with a porch all around--"
И Рауль еще раз выслушал весь рассказ о доме. В течение нескольких часов он старался выбить эту навязчивую идею из головы туземца, но жена, и мать Мапуи, и его дочь Нгакура поддерживали его. Слушая в двадцатый раз подробное описание вожделенного дома, Рауль увидел через открытую дверь лачуги, что к берегу подошла вторая шлюпка с "Аораи". Гребцы не выпускали весел из рук, очевидно спеша отвалить. Помощник капитана шхуны выскочил на песок, спросил что-то у однорукого туземца и быстро зашагал к Раулю. Внезапно стало темно, - грозовая туча закрыла солнце. Было видно, как за лагуной по морю быстро приближается зловещая линия ветра.
And Raoul listened again to the tale of the house. Several hours he spent in the endeavor to hammer the house obsession out of Mapuhi's mind; but Mapuhi's mother and wife, and Ngakura, Mapuhi's daughter, bolstered him in his resolve for the house. Through the open doorway, while he listened for the twentieth time to the detailed description of the house that was wanted, Raoul saw his schooner's second boat draw up on the beach. The sailors rested on the oars, advertising haste to be gone. The first mate of the Aorai sprang ashore, exchanged a word with the one-armed native, then hurried toward Raoul. The day grew suddenly dark, as a squall obscured the face of the sun. Across the lagoon Raoul could see approaching the ominous line of the puff of wind.
- Капитан Раффи говорит, надо убираться отсюда, - сразу же начал помощник. - Он велел передать, что, если есть жемчуг, все равно надо уходить, авось, успеем собрать его после. Барометр упал до двадцати девяти и семидесяти.
"Captain Raffy says you've got to get to hell outa here," was the mate's greeting. "If there's any shell, we've got to run the risk of picking it up later on--so he says. The barometer's dropped to twenty-nine-seventy."
Порыв ветра тряхнул пандановое дерево над головой Рауля и пронесся дальше; несколько спелых кокосовых орехов с глухим стуком упали на землю. Пошел дождь - сначала вдалеке, потом все ближе, надвигаясь вместе с сильным ветром, и вода в лагуне задымилась бороздками. Дробный стук первых капель по листьям заставил Рауля вскочить на ноги.
The gust of wind struck the pandanus tree overhead and tore through the palms beyond, flinging half a dozen ripe cocoanuts with heavy thuds to the ground.
Then came the rain out of the distance, advancing with the roar of a gale of wind and causing the water of the lagoon to smoke in driven windrows. The sharp rattle of the first drops was on the leaves when Raoul sprang to his feet.
- Тысячу чилийских долларов наличными, Мапуи, - сказал он, - и кредит на двести.
- Мне нужен дом... - затянул Мапуи.
- Мапуи! - прокричал Рауль сквозь шум ветра. - Ты дурак!
"A thousand Chili dollars, cash down, Mapuhi," he said. "And two hundred Chili dollars in trade."
"I want a house--" the other began.
"Mapuhi!" Raoul yelled, in order to make himself heard. "You are a fool!"
Он выскочил из лачуги и вместе и помощником капитана кое-как добрался до берега, где их ждала шлюпка. Шлюпки не было видно. Тропический ливень окружал их стеной, так что они видели только кусок берега под ногами и злые маленькие волны лагуны, кусавшие песок. Рядом выросла фигура человека. Это был однорукий Хуру-Хуру.
He flung out of the house, and, side by side with the mate, fought his way down the beach toward the boat. They could not see the boat. The tropic rain sheeted about them so that they could see only the beach under their feet and the spiteful little waves from the lagoon that snapped and bit at the sand. A figure appeared through the deluge. It was Huru-Huru, the man with the one arm.
- Получил жемчужину? - прокричал он в ухо Раулю.
- Мапуи дурак! - крикнул тот в ответ, и в следующую минуту их разделили потоки дождя.
"Did you get the pearl?" he yelled in Raoul's ear.
"Mapuhi is a fool!" was the answering yell, and the next moment they were lost to each other in the descending water.
Полчаса спустя Хуру-Хуру, стоя на обращенной к морю стороне атолла, увидел, как обе шлюпки подняли на шхуну и "Аораи" повернула прочь от острова. А в том же месте, словно принесенная на крыльях шквала, появилась и стала на якорь другая шхуна, и с нее тоже спустили шлюпку. Он знал эту шхуну. Это была "Орохена", принадлежавшая метису Торики, торговцу, который сам объезжал острова, скупая жемчуг, и сейчас, разумеется, стоял на корме своей шлюпки. Хуру-Хуру лукаво усмехнулся. Он знал, что Мапуи задолжал Торики за товары, купленные в кредит еще в прошлом году.
Half an hour later, Huru-Huru, watching from the seaward side of the atoll, saw the two boats hoisted in and the Aorai pointing her nose out to sea. And near her, just come in from the sea on the wings of the squall, he saw another schooner hove to and dropping a boat into the water. He knew her. It was the OROHENA, owned by Toriki, the half-caste trader, who served as his own supercargo and who doubtlessly was even then in the stern sheets of the boat. Huru-Huru chuckled. He knew that Mapuhi owed Toriki for trade goods advanced the year before.
Гроза пронеслась. Солнце палило, и лагуна опять стала гладкой, как зеркало. Но воздух был липкий, словно клей, и тяжесть его давила на легкие и затрудняла дыхание.
The squall had passed. The hot sun was blazing down, and the lagoon was once more a mirror. But the air was sticky like mucilage, and the weight of it seemed to burden the lungs and make breathing difficult.
- Ты слышал новость, Торики? - спросил Хуру-Хуру. - Мапуи нашел жемчужину. Такой никогда не находили на Хикуэру, и нигде на всех Паумоту, и нигде во всем мире. Мапуи дурак. К тому же он у тебя в долгу. Помни: я тебе первый сказал. Табак есть?
"Have you heard the news, Toriki?" Huru-Huru asked. "Mapuhi has found a pearl. Never was there a pearl like it ever fished up in Hikueru, nor anywhere in the Paumotus, nor anywhere in all the world. Mapuhi is a fool. Besides, he owes you money. Remember that I told you first. Have you any tobacco?"
И вот к соломенной лачуге Мапуи зашагал Торики. Это был властный человек, но не очень умный. Он небрежно взглянул на чудесную жемчужину взглянул только мельком - и преспокойно опустил ее себе в карман.
And to the grass shack of Mapuhi went Toriki. He was a masterful man, withal a fairly stupid one. Carelessly he glanced at the wonderful pearl--glanced for a moment only; and carelessly he dropped it into his pocket.
- Тебе повезло, - сказал он. - Жемчужина красивая. Я открою тебе кредит на товары.
- Мне нужен дом... - в ужасе залепетал Мапуи. - Чтобы длиной был сорок футов...
"You are lucky," he said. "It is a nice pearl. I will give you credit on the books."
"I want a house," Mapuhi began, in consternation. "It must be six fathoms--"
- А, поди ты со своим домом! - оборвал его торговец. - Тебе нужно расплатиться с долгами, вот что тебе нужно. Ты был мне должен тысячу двести чилийских долларов. Прекрасно! Теперь ты мне ничего не должен. Мы в расчете. А кроме того, я открою тебе кредит на двести чилийских долларов. Если я удачно продам эту жемчужину на Таити, увеличу тебе кредит еще на сотню - всего, значит, будет триста. Но помни, - только если я удачно продам ее. Я могу еще потерпеть на ней убыток.
Мапуи скорбно скрестил руки и понурил голову. У него украли его сокровище. Нового дома не будет, - он попросту отдал долг. Он ничего не получил за жемчужину.
"Six fathoms your grandmother!" was the trader's retort. "You want to pay up your debts, that's what you want. You owed me twelve hundred dollars Chili. Very well; you owe them no longer. The amount is squared. Besides, I will give you credit for two hundred Chili. If, when I get to Tahiti, the pearl sells well, I will give you credit for another hundred--that will make three hundred. But mind, only if the pearl sells well. I may even lose money on it."
Mapuhi folded his arms in sorrow and sat with bowed head. He had been robbed of his pearl. In place of the house, he had paid a debt. There was nothing to show for the pearl.
- Ты дурак, - сказала Тэфара.
- Ты дурак, - сказала старая Наури. - Зачем ты отдал ему жемчужину?
"You are a fool," said Tefara.
"You are a fool," said Nauri, his mother. "Why did you let the pearl into his hand?"
- Что мне было делать? - оправдывался Мапуи. - Я был ему должен. Он знал, что я нашел жемчужину. Ты сама слышала, как он просил показать ее. Я ему ничего не говорил, он сам знал. Это кто-то другой сказал ему. А я был ему должен.
- Мапуи дурак, - подхватила и Нгакура.
"What was I to do?" Mapuhi protested. "I owed him the money. He knew I had the pearl. You heard him yourself ask to see it. I had not told him. He knew. Somebody else told him. And I owed him the money."
"Mapuhi is a fool," mimicked Ngakura.
Ей было двенадцать лет, она еще не набралась ума-разума. Чтобы облегчить душу, Мапуи дал ей такого тумака, что она свалилась наземь, а Тэфара и Наури залились слезами, не переставая корить его, как это свойственно женщинам.
Хуру-Хуру, стоя на берегу, увидел, как третья знакомая ему шхуна бросила якорь у входа в атолл и спустила шлюпку. Называлась она "Хира" - и недаром: хозяином ее был Леви, немецкий еврей, самый крупный скупщик жемчуга, а Хира, как известно - таитянский бог, покровитель воров и рыболовов.
She was twelve years old and did not know any better. Mapuhi relieved his feelings by sending her reeling from a box on the ear; while Tefara and Nauri burst into tears and continued to upbraid him after the manner of women.
Huru-Huru, watching on the beach, saw a third schooner that he knew heave to outside the entrance and drop a boat. It was the Hira, well named, for she was owned by Levy, the German Jew, the greatest pearl buyer of them all, and, as was well known, Hira was the Tahitian god of fishermen and thieves.
- Ты слышал новость? - спросил Хуру-Хуру, как только Леви, толстяк с крупной головой и неправильными чертами лица, ступил на берег. - Мапуи нашел жемчужину. Такой жемчужины не бывало еще на Хикуэру, и на всех Паумоту, и во всем мире. Мапуи дурак: он продал ее Торики за тысячу четыреста чилийских долларов, - я подслушал их разговор. И Торики тоже дурак. Ты можешь купить у него жемчужину, и дешево. Помни: я первый тебе сказал. Табак есть?
"Have you heard the news?" Huru-Huru asked, as Levy, a fat man with massive asymmetrical features, stepped out upon the beach. "Mapuhi has found a pearl. There was never a pearl like it in Hikueru, in all the Paumotus, in all the world. Mapuhi is a fool. He has sold it to Toriki for fourteen hundred Chili--I listened outside and heard. Toriki is likewise a fool. You can buy it from him cheap. Remember that I told you first. Have you any tobacco?"
- Где Торики?
- У капитана Линча, пьет абсент. Он уже час как сидит там.
"Where is Toriki?"
"In the house of Captain Lynch, drinking absinthe. He has been there an hour."
И пока Леви и Торики пили абсент и торговались из-за жемчужины, Хуру-Хуру подслушивал - и услышал, как они сошлись на невероятной цене: двадцать пять тысяч франков!
Вот в это время "Орохена" и "Хира" подошли совсем близко к острову и стали стрелять из орудий и отчаянно сигнализировать. Капитан Линч и его гости, выйдя из дому, еще не успели увидеть, как обе шхуны поспешно повернули и стали уходить от берега, на ходу убирая гроты и кливера и под напором шквала низко кренясь над побелевшей водой. Потом они скрылись за стеною дождя.
And while Levy and Toriki drank absinthe and chaffered over the pearl, Huru-Huru listened and heard the stupendous price of twenty-five thousand francs agreed upon.
It was at this time that both the OROHENA and the Hira, running in close to the shore, began firing guns and signalling frantically. The three men stepped outside in time to see the two schooners go hastily about and head off shore, dropping mainsails and flying jibs on the run in the teeth of the squall that heeled them far over on the whitened water. Then the rain blotted them out.
- Они вернутся, когда утихнет, - сказал Торики. - Надо нам выбираться отсюда.
- Барометр, верно, еще упал, - сказал капитан Линч.
Это был седой бородатый старик, который уже не ходил в море и давно понял, что может жить в ладу со своей астмой только на Хикуэру. Он вошел в дом и взглянул на барометр.
- Боже ты мой! - услышали они и бросились за ним следом: он стоял, с ужасом глядя на стрелку, которая показывала двадцать девять и двадцать.
"They'll be back after it's over," said Toriki. "We'd better be getting out of here."
"I reckon the glass has fallen some more," said Captain Lynch.
He was a white-bearded sea-captain, too old for service, who had learned that the only way to live on comfortable terms with his asthma was on Hikueru. He went inside to look at the barometer.
"Great God!" they heard him exclaim, and rushed in to join him at staring at a dial, which marked twenty-nine-twenty.
Снова выйдя на берег, они в тревоге оглядели море и небо. Шквал прошел, но небо не прояснилось. Обе шхуны, а с ними и еще одна, под всеми парусами шли к острову. Но вот ветер переменился, и они поубавили парусов. А через пять минут шквал налетел на них с противоположной стороны, прямо в лоб, - и с берега было видно, как там поспешно ослабили, а потом и совсем убрали передние паруса. Прибой звучал глухо и грозно, началось сильное волнение. Потрясающей силы молния разрезала потемневшее небо, и оглушительными раскатами загремел гром.
Again they came out, this time anxiously to consult sea and sky. The squall had cleared away, but the sky remained overcast. The two schooners, under all sail and joined by a third, could be seen making back. A veer in the wind induced them to slack off sheets, and five minutes afterward a sudden veer from the opposite quarter caught all three schooners aback, and those on shore could see the boom-tackles being slacked away or cast off on the jump. The sound of the surf was loud, hollow, and menacing, and a heavy swell was setting in. A terrible sheet of lightning burst before their eyes, illuminating the dark day, and the thunder rolled wildly about them.
Торики и Леви бегом пустились к шлюпкам. Леви бежал вперевалку, словно насмерть перепуганный бегемот. При выходе из атолла навстречу их лодкам неслась шлюпка с "Аораи". На корме, подгоняя гребцов, стоял Рауль. Мысль о жемчужине не давала ему покоя, и он решил вернуться, чтобы принять условия Мапуи.
Toriki and Levy broke into a run for their boats, the latter ambling along like a panic-stricken hippopotamus. As their two boats swept out the entrance, they passed the boat of the Aorai coming in. In the stern sheets, encouraging the rowers, was Raoul. Unable to shake the vision of the pearl from his mind, he was returning to accept Mapuhi's price of a house.
Он выскочил на песок в таком вихре дождя и ветра, что столкнулся с Хуру-Хуру, прежде чем увидел его.
He landed on the beach in the midst of a driving thunder squall that was so dense that he collided with Huru-Huru before he saw him.
- Опоздал! - крикнул ему Хуру-Хуру. - Мапуи продал ее Торики за тысячу четыреста чилийских долларов, а Торики продал ее Леви за двадцать пять тысяч франков. А Леви продаст ее во Франции за сто тысяч. Табак есть?
"Too late," yelled Huru-Huru. "Mapuhi sold it to Toriki for fourteen hundred Chili, and Toriki sold it to Levy for twenty-five thousand francs. And Levy will sell it in France for a hundred thousand francs. Have you any tobacco?"
Рауль облегченно вздохнул. Все его терзания кончились. Можно больше не думать о жемчужине, хоть она и не досталась ему. Но он не поверил Хуру-Хуру: вполне возможно, что Мапуи продал жемчужину за тысячу четыреста чилийских долларов, но чтобы Леви, опытный торговец, заплатил за нее двадцать пять тысяч франков - это едва ли. Рауль решил переспросить капитана Линча, но, добравшись до жилища старого моряка, он застал его перед барометром в полном недоумении.
Raoul felt relieved. His troubles about the pearl were over. He need not worry any more, even if he had not got the pearl. But he did not believe Huru-Huru. Mapuhi might well have sold it for fourteen hundred Chili, but that Levy, who knew pearls, should have paid twenty-five thousand francs was too wide a stretch. Raoul decided to interview Captain Lynch on the subject, but when he arrived at that ancient mariner's house, he found him looking wide-eyed at the barometer.
- Сколько по-твоему показывает? - тревожно спросил капитан, протер очки и снова посмотрел на барометр.
- Двадцать девять и десять, - сказал Рауль. - Я никогда не видел, чтобы он стоял так низко.
- Не удивительно, - проворчал капитан. - Я пятьдесят лет ходил по морям и то не видел ничего подобного. Слышишь?
"What do you read it?" Captain Lynch asked anxiously, rubbing his spectables and staring again at the instrument.
"Twenty-nine-ten," said Raoul. "I have never seen it so low before."
"I should say not!" snorted the captain. "Fifty years boy and man on all the seas, and I've never seen it go down to that. Listen!"
Они прислушались к реву прибоя, сотрясавшего дом, потом вышли. Шквал утих. За милю от берега "Аораи", попавшую в штиль, кренило и швыряло на высоких волнах, которые величественно, одна за другой, катились с северо-востока и с яростью кидались на коралловый берег. Один из гребцов Рауля указал на вход в пролив и покачал головой. Посмотрев в ту сторону, Рауль увидел белое месиво клубящейся пены.
They stood for a moment, while the surf rumbled and shook the house. Then they went outside. The squall had passed. They could see the Aorai lying becalmed a mile away and pitching and tossing madly in the tremendous seas that rolled in stately procession down out of the northeast and flung themselves furiously upon the coral shore. One of the sailors from the boat pointed at the mouth of the passage and shook his head. Raoul looked and saw a white anarchy of foam and surge.
- Я, пожалуй, переночую у вас, капитан, - сказал он и велел матросу вытащить шлюпку на берег и найти пристанище для себя и для остальных гребцов.
- Ровно двадцать девять, - сообщил капитан Линч, уходивший в дом, чтобы еще раз взглянуть на барометр.
"I guess I'll stay with you tonight, Captain," he said; then turned to the sailor and told him to haul the boat out and to find shelter for himself and fellows.
"Twenty-nine flat," Captain Lynch reported, coming out from another look at the barometer, a chair in his hand.
Он вынес из дома стул, сел и уставился на море. Солнце вышло из-за облаков, стало душно, по-прежнему не было ни ветерка. Волнение на море усиливалось.
He sat down and stared at the spectacle of the sea. The sun came out, increasing the sultriness of the day, while the dead calm still held. The seas continued to increase in magnitude.
- И откуда такие волны, не могу понять, - нервничал Рауль. - Ветра нет... А вы посмотрите... нет, вы только посмотрите вон на ту!
Волна, протянувшаяся на несколько миль, обрушила десятки тысяч тонн воды на хрупкий атолл, и он задрожал, как от землетрясения. Капитан Линч был ошеломлен.
- О Господи! - воскликнул он, привстав со стула, и снова сел.
- А ветра нет, - твердил Рауль. - Был бы ветер, я бы еще мог это понять.
- Можешь не беспокоиться, будет и ветер, - мрачно ответил капитан.
"What makes that sea is what gets me," Raoul muttered petulantly.
"There is no wind, yet look at it, look at that fellow there!"
Miles in length, carrying tens of thousands of tons in weight, its impact shook the frail atoll like an earthquake. Captain Lynch was startled.
"Gracious!" he bellowed, half rising from his chair, then sinking back. "But there is no wind," Raoul persisted. "I could understand it if there was wind along with it."
"You'll get the wind soon enough without worryin' for it," was the grim reply.
Они замолчали. Пот выступил у них на теле миллионами мельчайших росинок, которые сливались в капли и ручейками стекали на землю. Не хватало воздуха, старик мучительно задыхался. Большая волна взбежала на берег, облизала стволы кокосовых пальм и спала почти у самых ног капитана Линча.
The two men sat on in silence. The sweat stood out on their skin in myriads of tiny drops that ran together, forming blotches of moisture, which, in turn, coalesced into rivulets that dripped to the ground. They panted for breath, the old man's efforts being especially painful. A sea swept up the beach, licking around the trunks of the cocoanuts and subsiding almost at their feet.
- Намного выше последней отметки, - сказал он, - а я живу здесь одиннадцать лет. - Он посмотрел на часы. - Ровно три.
"Way past high water mark," Captain Lynch remarked; "and I've been here eleven years." He looked at his watch. "It is three o'clock."
На берегу появились мужчина и женщина в сопровождении стайки детей и собак. Пройдя дом, они остановились в нерешительности и после долгих колебаний сели на песок. Несколько минут спустя с противоположной стороны приплелось другое семейство, нагруженное всяким домашним скарбом. И вскоре вокруг дома капитана Линча собралось несколько сот человек - мужчин и женщин, стариков и детей. Капитана окликнул одну из женщин с грудным младенцем на руках и узнал, что ее дом только что смыло волной.
A man and woman, at their heels a motley following of brats and curs, trailed disconsolately by. They came to a halt beyond the house, and, after much irresolution, sat down in the sand. A few minutes later another family trailed in from the opposite direction, the men and women carrying a heterogeneous assortment of possessions. And soon several hundred persons of all ages and sexes were congregated about the captain's dwelling. He called to one new arrival, a woman with a nursing babe in her arms, and in answer received the information that her house had just been swept into the lagoon.
Дом капитана стоял на высоком месте острова, справа и слева от него огромные волны уже перехлестывали через узкое кольцо атолла в лагуну. Двадцать миль в окружности имело это кольцо, и лишь кое-где оно достигало трехсот футов в ширину. Сезон ловли жемчуга был в разгаре, и туземцы съехались сюда со всех окрестных островов и даже с Таити.
This was the highest spot of land in miles, and already, in many places on either hand, the great seas were making a clean breach of the slender ring of the atoll and surging into the lagoon. Twenty miles around stretched the ring of the atoll, and in no place was it more than fifty fathoms wide. It was the height of the diving season, and from all the islands around, even as far as Tahiti, the natives had gathered.
- Здесь сейчас тысяча двести человек, - сказал капитан Линч. - Трудно сказать, сколько из них уцелеет к завтрашнему утру.
- Непонятно, почему нет ветра? - спросил Рауль.
- Не беспокойся, мой милый, не беспокойся, неприятности начнутся очень скоро.
"There are twelve hundred men, women, and children here," said Captain Lynch. "I wonder how many will be here tomorrow morning."
"But why don't it blow?--that's what I want to know," Raoul demanded.
"Don't worry, young man, don't worry; you'll get your troubles fast enough."
Не успел капитан Линч договорить, как огромная волна низринулась на атолл. Морская вода, покрыв песок трехдюймовым слоем, закипела вокруг их стульев. Раздался протяжный стон испуганных женщин. Дети, стиснув руки, смотрели на гигантские валы и жалобно плакали. Куры и кошки заметались в воде, а потом дружно, как сговорившись, устремились на крышу дома. Один туземец, взяв корзину с новорожденными щенятами, залез на кокосовую пальму и привязал корзину на высоте двадцати футов над землей. Собака-мать, повизгивая и тявкая, скакала в воде вокруг дерева.
Even as Captain Lynch spoke, a great watery mass smote the atoll.
The sea water churned about them three inches deep under the chairs. A low wail of fear went up from the many women. The children, with clasped hands, stared at the immense rollers and cried piteously. Chickens and cats, wading perturbedly in the water, as by common consent, with flight and scramble took refuge on the roof of the captain's house. A Paumotan, with a litter of new-born puppies in a basket, climbed into a cocoanut tree and twenty feet above the ground made the basket fast. The mother floundered about in the water beneath, whining and yelping.
А солнце светило по-прежнему ярко, и все еще не было ни ветерка. Они сидели, глядя на волны, кидавшие "Аораи" из стороны в сторону. Капитан Линч, не в силах больше смотреть на вздымающиеся водяные горы, закрыл лицо руками, потом ушел в дом.
And still the sun shone brightly and the dead calm continued. They sat and watched the seas and the insane pitching of the Aorai. Captain Lynch gazed at the huge mountains of water sweeping in until he could gaze no more. He covered his face with his hands to shut out the sight; then went into the house.
- Двадцать восемь и шестьдесят, - негромко сказал он, возвращаясь.
В руке у него был моток толстой веревки. Он нарезал из нее концы по десять футов длиной, один дал Раулю, один оставил себе, а остальные роздал женщинам, посоветовав им лезть на деревья.
"Twenty-eight-sixty," he said quietly when he returned.
In his arm was a coil of small rope. He cut it into two-fathom lengths, giving one to Raoul and, retaining one for himself, distributed the remainder among the women with the advice to pick out a tree and climb.
С северо-востока потянул легкий ветерок, и, почувствовав на лице его дуновение, Рауль оживился. Он увидел, как "Аораи", выбрав шкоты, двинулась прочь от берега, и пожалел, что остался здесь. Шхуна-то уйдет от беды, а вот остров... Волна перехлестнула через атолл, чуть не сбив его с ног, и он присмотрел себе дерево, потом, вспомнив про барометр, побежал в дом и в дверях столкнулся с капитаном Линчем.
- Двадцать восемь и двадцать, - сказал старик. - Ох, и заварится тут чертова каша!.. Это что такое?
A light air began to blow out of the northeast, and the fan of it on his cheek seemed to cheer Raoul up. He could see the Aorai trimming her sheets and heading off shore, and he regretted that he was not on her. She would get away at any rate, but as for the atoll--A sea breached across, almost sweeping him off his feet, and he selected a tree. Then he remembered the barometer and ran back to the house. He encountered Captain Lynch on the same errand and together they went in.
"Twenty-eight-twenty," said the old mariner. "It's going to be fair hell around here--what was that?"
Воздух наполнился стремительным движением. Дом дрогнул и закачался, и они услышали мощный гул. В окнах задребезжали стекла. Одно окно разбилось; в комнату ворвался порыв ветра такой силы, что они едва устояли на ногах. Дверь с треском захлопнулась, расщепив щеколду. Осколки белой дверной ручки посыпались на пол. Стены комнаты вздулись, как воздушный шар, в который слишком быстро накачали газ. Потом послышался новый шум, похожий на ружейную стрельбу, - это гребень волны разбился о стену дома. Капитан Линч посмотрел на часы. Было четыре пополудни. Он надел синюю суконную куртку, снял со стены барометр и засунул его в глубокий карман. Новая волна с глухим стуком ударилась в дом, и легкая постройка повернулась на фундаменте и осела, накренившись под углом в десять градусов.
The air seemed filled with the rush of something. The house quivered and vibrated, and they heard the thrumming of a mighty note of sound. The windows rattled. Two panes crashed; a draught of wind tore in, striking them and making them stagger. The door opposite banged shut, shattering the latch. The white door knob crumbled in fragments to the floor. The room's walls bulged like a gas balloon in the process of sudden inflation. Then came a new sound like the rattle of musketry, as the spray from a sea struck the wall of the house. Captain Lyncyh looked at his watch. It was four o'clock. He put on a coat of pilot cloth, unhooked the barometer, and stowed it away in a capacious pocket. Again a sea struck the house, with a heavy thud, and the light building tilted, twisted, quarter around on its foundation, and sank down, its floor at an angle of ten degrees.
Рауль первый выбрался наружу. Ветер подхватил его и погнал по берегу. Он заметил, что теперь дует с востока. Ему стоило огромного труда лечь и приникнуть к песку. Капитан Линч, которого ветер нес, как соломинку, упал прямо на него. Два матроса с "Аораи" спрыгнули с кокосовой пальмы и бросились им на помощь, уклоняясь от ветра под самыми невероятными углами, на каждом шагу хватаясь за землю.
Raoul went out first. The wind caught him and whirled him away. He noted that it had hauled around to the east. With a great effort he threw himself on the sand, crouching and holding his own. Captain Lynch, driven like a wisp of straw, sprawled over him. Two of the Aorai'S sailors, leaving a cocoanut tree to which they had been clinging, came to their aid, leaning against the wind at impossible angles and fighting and clawing every inch of the way.
Назад |
Начало урока |
Вверх |
Вперед
Содержание